Автор: Лис зимой
Бета: только Word
Пейринг/герои: Сэм Тайлер, Доктор
Рейтинг: PG-13
Жанр: сюр, смысловые галлюцинации
Статус: окончен
Дисклаймер: герои мне не принадлежат
Предупреждение: кроссовер LOM и DW, целое одно нецензурное слово
Саммари: “I dreamt in my sleep, take a journey with me, into my dream and see my nightmare”
От автора: OST Red Snapper “The Sleepless”
Listen or download Red Snapper The Sleepless for free on Prostopleer
I dreamt in my sleep, take a journey with me, into my dream and see my nightmare, I can hear footsteps but when I turn around nobody’s there, spooky thoughts is penetrating my air with the smell of decay and the cold night air, I feel so cold through the life that I’ve told, make me feel there’s no confusion watching stars on my soul.
It makes my body contained within my flow, always deeper concentration never out of control, give me space, I land a vapor in this room as I come through, as I come through.
Red Snapper “The Sleepless”
читать дальшеВ Манчестере идет дождь.
В охристом воздухе толстые капли весомо падают на землю и просачиваются туда, вниз, в другой Манчестер – серо-стальной, резко очерченный, скалящий акульи зубы. Но это просто видимость ясности, на деле – черта с два. Там, в другом Манчестере, вязкая муть, сплошные сделки, баш на баш, выдачи на поруки и сокращения сроков за примерное поведение, компромиссы между старой моралью и новыми страхами, желаемым и нежелательным, слепящей фонариком в глаза реальной действительностью и начинкой собственной головы.
И компромиссы с самим собой – это хуже всего, это такое дерьмо, что и задохнуться недолго.
Дождь долбит по крышам, стеклам, макушке со слипшимися волосами и выстукивает по кожаной облицовке пиджака подтверждение того, что он, только он-то и есть настоящий.
Правда ведь, правда?
- Господи, Сэм, почему у тебя последнее время постоянно такое выражение лица, как будто ты где-то далеко?
На Майе скользкое платье из шелкового вишневого джема, красиво оттеняющее смуглую кожу. Она держит бокал темного вина, нервно вертя его в пальцах, один из которых создан для ношения кольца с крупным бриллиантом, вишневые губы под цвет наряда обещают серьёзный разговор ''о наших отношениях''.
Женщины просто обожают об этом говорить.
- Ты меня хотя бы слушаешь?
Потом яркие губы шевелятся, но никаких звуков с них не слетает.
- Что, прости?
Сэм моргает и видит перед собой Энни.
На Энни всегда красное, кипенно-алая артериальная кровь.
Женщины просто обожают гемоглобиновый спектр.
Энни смотрит участливо и с жалостью.
- Я твой друг, - говорит она, - твой единственный друг.
В руках у неё тряпичный клоун.
- Бу! – ухмыляется она. – Попался!
Сэм кричит и просыпается, по спине ползет струйка холодного пота, и внутри у него тоже ползет что-то холодное.
- Или кто-то, - хихикает девочка, - что происходит здесь, Сэм? – она протягивает руку и дотрагивается пальцем до его лба. – Что здесь происходит? Вот в чем вопрос.
От её прикосновения деревенеет все, что только может онеметь и ощущаться замороженным. Анестезия накрывает целиком и полностью, и он тонет в ней, тонет, тонет, захлебываясь тошнотворной сладостью наркоза, он бы выскочил из тела, да разум не пускает, туго оплетая миллионами нейронных соединений…
Сэм кричит и просыпается, сердце прыгает в груди, как циркач на батуте, алле-гоп!
- Мясной фарш, - говорит кто-то, пахнущий физиологическим раствором, - Вот они возятся с ним, а зачем? Мясной фарш и овощной салат. Никогда ведь не очнется.
- Тебе-то что? Делай свою работу.
- Да я ничего, просто говорю. Помнишь, как Ума Турман лежала в коме, и какой-то чувак пришел ей вставить, а она как раз очнулась?
- Не смотрел. И что было-то? Она ему хер откусила?
- Она могла.
Чужой неприятный смех звенит в ушах, когда игла пронзает кожу, и капиллярная сеточка на глазных яблоках образует карту.
На ней – путь.
- И куда пойдешь, Дороти? Куда ты пойдешь по нему? – интересуется клоун. – Я слышал, есть одно чудесное местечко, как раз для тебя.
Somewhere over the rainbow
Way up high
There's a land that I heard of
Once in a lullaby. [1]
Сэм хватается руками за виски и громко стонет.
- Так, - говорит Джин Хант с мрачной обеспокоенностью, - это уже, бля, несмешно. У тебя такой видок, как будто ты прямо сейчас блеванешь. Пшел вон, Тайлер, придави подушку, в таком виде ты мне всё равно бесполезен.
Сэм поднимает голову и пытается поймать лицо Ханта в ловушку подтекшего зрения, пытается заговорить, сухо сглатывая несколько раз.
Пытается осознать, в каком он из миров.
- Мне некуда идти, - выдавливает он с трудом.
- Домой иди, придурок, домой!
Сэм смеется.
Все, сидящие в участке, пялятся на него сквозь дымные клубы, замещающие тут воздух. На заднем плане Рэй довольно остроумно имитирует припадок, раздается чье-то неприкрытое хихиканье.
- Это смешно, по-вашему? Смешно?! – орет Сэм, выходя из себя.
Из себя выйти легко, когда не знаешь, кто ты такой, и что с тобой происходит.
Хант поднимается и хватает его за шиворот.
- Катись отсюда, гребаная истеричка! – с этим добрым напутствием он тащит своего детектива к выходу. – Проспись, нажрись, потрахайся! Займись вышивкой гладью, Глэдис, шарфик свяжи, и завтра возвращайся!
На улице мокро.
На рыжей кирпичной стене оплывает афиша фильма ''О, счастливчик!''.
- По-моему, я сейчас сдохну, - сообщает Сэм Мальколму МакДауэллу, скалящемуся на него с расклеившегося листа бумаги с видом счастливого деревенского идиота, которому дали поиграть с ярким конфетным фантиком, - Если, конечно, это уже не произошло. Я схожу с ума внутри сумасшествия, и действительно, действительно, действительно не понимаю, что делать.
- Smile while you're makin' it. Laugh while you're takin' it. Even though you're fakin 'it. Nobody's gonna know [1], - советует ему Малькольм.
- Вот так? – спрашивает Сэм, распяливая рот.
Но актер уже отвернулся и ничего не отвечает.
В ботинках хлюпает, хлюп-хлюп, смешной звук.
- Ты опять бегал по лужам, Сэмми? – тетя Хизер смотрит на него с напускной строгостью.
- Опять, - за напускной строгостью следует симулированное раскаяние и невинный взмах ресницами.
Она мягко усмехается и тайком протягивает ему леденец, чтобы мама не заметила, потому что беготню под дождем не положено поощрять.
- Обещай, что больше так не будешь.
- Обещаю, - клянется Сэм.
Конфета яблочная, и язык у него становится зеленым, у одной из грани хорошего такой цвет. В нижнем Манчестере его мало, в верхнем он отливает медью и подернут сепией.
Нарушая данное когда-то обещание, Сэм бежит, возможно, в надежде на леденец, или хотя бы на то, что его собьет грузовик, и, может быть, тогда хоть что-то из происходящего, наконец, закончится.
Если упасть, коленкам определенно больно, это с детства не изменилось. Перед глазами – мультипликационный фейерверк в пятнах вишневого джема и пузырьках, кувыркающихся в артериях.
- Ой, простите, я вас не заметил! – сообщают ему красные кеды.
Сэм поднимает голову, потирая ушибленный лоб.
Человек, стоящий над ним, замирает, глупо приоткрыв рот. Рука, которую он протягивал, чтобы помочь Сэму подняться, безвольно падает.
- Что? – шепчет незнакомый тип громко. – Что?!
- Смотреть надо, куда идешь, - говорит Сэм недоброжелательно и встает с асфальта, отряхиваясь.
Человек продолжает таращиться на него с каким-то священным ужасом. Выглядит он так, словно это его по голове долбануло. Дождь течет по изумленному лицу, и коричневый плащ незнакомца основательно вымок. Вид у него жалкий, как у мокрого воробья, и в широко распахнутых карих глазах непонятная мольба, неверие, непонимание…
Знакомый коктейль, думает Сэм и прячет раздражение в карман, спрашивая со сдержанным профессиональным интересом:
- Вы в порядке?
Человек трясет головой, закрывает рот, открывает и повторяет ещё пару раз, испытывая терпение детектива.
- Но этого не может быть, - говорит он, наконец. – Ты же умер. И это даже не ты.
По спинному мозгу, карабкаясь по ступенькам позвонков, взбирается вверх ощущение небывальщины внутри небывальщины, и Сэму начинает казаться, что он падает, а потом летит, а потом, что его становится очень много, и каждого из него разметывает по очень дальним, несвязанным друг с другом местам, пока его не становится очень мало.
Это какой-то ещё мир столкнулся сейчас с тем, который вокруг. Сфера, вписанная в сферу, наталкивается на третий объект, создавая коллапс, огоньки на рецепторах восприятия тлеющими угольками пытаются втиснуть в мозг новые картины ещё одной реальности.
- Нарушены интернейронные коммуникации между отделами, - делится информацией обладатель какого-то престижного диплома. – Поверьте, я знаю, о чем говорю.
- Я верю, - кивает Сэм. – И эта новость полезна для меня примерно, как для утопающего – картинка с изображением спасательного круга.
- Чем богаты, - ворчит специалист. – Скажите спасибо, что я без клоуна.
- Спасибо, - благодарит Сэм и бьет его кулаком в челюсть.
Человек в красных кедах, успевший за пару минут знакомства сообщить Сэму о том, что он умер, и притворяется кем-то, шлепается от удара на землю.
- Ай! – вопит он недоуменно и обиженно. – За что?! Или это все-таки ты?
- Ну, я-то вас в первый раз вижу, - Сэму почему-то совершенно не хочется извиняться за то, что он его треснул, перепутав с другим существом из своего богатого внутреннего мира. – Так что за кого бы вы меня ни принимали, это не я. То есть, не он, то есть… А, черт!
Лимит падений, кажется, исчерпан, Сэм советует проверить, все ли зубы на месте, и человек со сосредоточенным видом тычет себе во рту языком, облизывает и без того влажные от дождя губы и говорит, что, да, все целы, спасибо, только я до сих пор не понимаю, как такое может быть.
- Я ударил не очень сильно, - объясняет Сэм, но тот не слушает его, лишь продолжает смотреть, не отрываясь, и, кажется, сейчас заплачет или схватит его за грудки и начнет трясти.
Или исчезнет, как почти все вокруг.
Сэм моргает, но человек не исчезает, и вообще кажется странно осязаемым. До него хочется дотронуться.
Но все это, разумеется, очередная иллюзия. Остается ждать, что будет дальше.
- Может быть, это альтернативная вселенная? – спрашивает человек растерянно.
- Альтернативная чему? – хмыкает Сэм, и вдруг его осеняет. – Ты тоже не отсюда. Любопытно только, из правого полушария или из левого?
Но это, скорее всего, не имеет никакого значения.
Следующая остановка в передаче нервных импульсов – кафе.
Они сидят за пластиковым столиком и пьют из пластиковых стаканчиков пластиковый кофе.
Изжога подается с таким в комплекте.
- Кто ты такой? – спрашивает Сэм.
- Я Доктор, - отвечает часть его подсознания. – Вопрос в том, кто ты такой.
- Вопрос в том, что происходит здесь, - Сэм дотрагивается пальцем до своего ушибленного лба. - Что здесь происходит? Вот в чем вопрос.
- Как тебя зовут?
- Сэм Тайлер. Я из 2006 года. Нахожусь в коме. Ты что, не знаешь? – удивляется детектив.
- Как ни поразителен сей факт, но нет. А почему ты считаешь, что я должен знать?
Сэм пожимает плечами. У него нет ни одного ответа, какой бы вопрос ни был задан. Разве что “Как тебя зовут?”. Только в этом ответе он и уверен, да и то, надолго ли.
- Тебя не удивляет, что я из будущего? – спрашивает он.
- Не очень. Время – нелинейная величина.
- Да что ты говоришь, - усмехается Сэм. – А ты сам из какого года?
- Из любого, выбирай по вкусу.
- А, понятно, - детектив отодвигает стул, разумеется, пластиковый и поднимается, не дожидаясь того, как поплывет эта реальность. – Ну, ладно, я пошел.
- Куда? – удивляется Доктор. – В 2006 год?
Сэм злится на такую дешевую издевательскую подначку и выдает сердечную рекомендацию:
- Иди-ка ты нахуй, мой дорогой Доктор.
Синаптическая передача швыряет за пределы, выталкивая сознание туда, где ещё не доводилось бывать.
Они стоят на планете, ворот неба над которой застегнут на две пуговицы.
- Временная последовательность должна представлять собой независимую переменную, существующую саму по себе, таким образом, корреляция событий делается возможной только благодаря их корреляции с моментами абсолютного времени, - раздается скучный сухой бубнеж.
- Не знал, что ты зазвал меня сюда для того, чтобы зачитывать свой завтрашний доклад по теории Времени, - на губах пляшет язвительная улыбка, руки тянутся, чтобы развернуть, прижать, никогда не отпускать, потому что то, что моё, то моё, как бы ни менялись черты, какие бы новые маски на нарастали на наших лицах, это никогда не изменится, правда ведь, правда?
Передающие импульсы нейронные отростки согласно шевелятся осминожьими щупальцами.
- О, Господи, - шепчет Сэм, закрывая лицо руками, - я не могу больше, не могу…
- Что случилось? Что ты увидел?! – пугается Доктор. – Прошлое, настоящее? Какой это был мир, как он выглядел?
- Оставь меня в покое! – отшвыривая его от себя, кричит Сэм и бросается из кафе со всех ног на улицу, останавливается, лишь пробежав несколько кварталов, тяжело дышит, глотая воздух, как рыба, выброшенная на берег чужой реальности, дождь едва моросит сейчас, его можно было бы принять за весеннюю капель, обещающую воскрешение, но Сэм слышит, как его капли стучат по крышам нижнего Манчестера, и перетекающие друг в друга миры, в которых открылась новая трещина, впускающаяся в себя что-то совсем уж немыслимое, размазывают сознание во все стороны, а, значит, скоро его совсем не останется.
- Привет, - говорит Доктор неловко, материализуясь перед ним. – Извини, не могу тебя оставить.
- Отчего же? – спрашивает Сэм, дрожа от ледяной ярости. – Раньше ведь мог! Что с тех пор изменилось? Давай, наври мне что-нибудь поубедительнее!
Доктор прикрывает глаза и горько вздыхает, на его лице мученическая гримаса застарелой боли, и Сэму Тайлеру отчего-то приятно его таким видеть, хоть он ни за что на свете не смог бы объяснить, почему.
Доктор разговаривает очень печально и мягко:
- Ты ведь осознаешь, что это чужие слова и не твои мысли?
- А чьи тогда? - Сэм дрожит. – Я так устал сходить с ума!
- Я понимаю, - Доктор подходит и кладет руку ему на плечо. – Прости, это я, наверное, все спровоцировал, здесь всё так зыбко, я не понимаю законов этого междумирья, мы на перекрестке, и правила тут регулирую не я…
Он осязаемое существо, может быть, самое осязаемое из всех, что Сэм здесь встретил.
И самое ненастоящее, это он знает тоже.
Клетки коры выстраиваются в пирамиду физкультурников и салютуют оттуда, криво улыбаясь.
Сэму хочется, чтобы Доктор обнял его и забрал с собой туда, откуда тот взялся. Может быть, там все не будет так распадаться. Может быть, тогда они сыграют иначе. Может быть…
- Я все-таки оставлю тебя, - говорит Доктор грустно. – Похоже, из-за меня становится только хуже. Как ты сам считаешь?
- Да, из-за тебя все только хуже, - произносит Сэм бездумно, разворачивается и уходит по пустой улице, людей на ней нет, да и откуда им взяться, если он слишком устал, чтобы их придумывать.
- Не печалься, - утешает его девочка в платье из кровяных пластинок, - однажды все сбудется, и осуществятся все твои мечты.
Somewhere over the rainbow
Skies are blue,
And the dreams that you dare to dream
Really do come true.
- Ты действительно так считаешь? – спрашивает он с надеждой.
- Конечно, нет, - смеется она, - ты что, дурак?
- Дурак в коме, - вторит ей клоун, каркая вороной, - дурак и сумасшедший, дважды дурак. Дурак-дурак-дурак!
Они радостно хохочут и пляшут вокруг него, мелькая перед глазами, пока лейкоциты весело лопаются в небе воздушными шарами.
- Доктор, Доктор, всем нужен Доктор!
- Этой стране нужен Доктор!
- Маленькому Сэму Тайлеру нужен Доктор, потому что он очень болен!
- Очень-очень болен!
- Скажи, Сэмми-бой, ты на самом деле думал, что он спасет тебя?
Девочка, приближается, оставаясь на месте, и поёт:
- Someday I'll wish upon a star
And wake up where the clouds are far
Behind me.
Where troubles melt like lemon drops
Away above the chimney tops
That's where you'll find me.
- Но он не спасет тебя, Сэмми!
- И не найдет тебя, Сэмми!
- И нет надежды на новый день, потому что нет нового дня!
- Время мертво, Сэмми, время мертво, и ты мертв!
Он кричит, насколько позволяет сила легких, кричит, кричит, кричит…
- Зона памяти, это вскрывается зона памяти, - рапортует префронтальная кора. – Сделай рывок, Сэм, последний рывок, мы все ждем.
- Я не могу, - всхлипывает он бессильно, - там так темно...
- Это не темно, - говорит ему девочка снисходительно, - это просто настоящее.
- Настоящее?
- Настоящее из фанеры, - кивает она. - Страшно смотреть вглубь себя, верно?
- Страшно, - соглашается Сэм, вдруг успокаиваясь.
В его венах – золотой поток, формирующий личность, но в самой глубине, в сердцевине души – ядро, которому никто и ничто не может причинить вреда. Его нельзя расколоть даже при очень расщепленном рассудке.
- Ты слышишь ритм? – спрашивает Мастер. – Вечный зов на войну, желание аннигилировать мироздание, раздавить скорлупу… Получаются очень забавные звуки, когда всё хрустит у тебя под каблуком. Тебе понравится.
У Мастера черные кожаные перчатки, бархатный голос и глаза покинутого ребенка.
- Я тебя съем, - обещает он Сэму.
- Это мы ещё посмотрим, - бросает тот детский вызов.
Он глубоко вдыхает перед прыжком, делает шаг и ныряет, позволяя себе тонуть.
Но в этот раз потому, что сам это выбрал.
Конец
[1] песня "Somewhere Over the Rainbow" из классического фильма “Wizard of Oz”
[2] фильм “O Lucky Man!”, 1973 г.