Porn Fiction

[lomfic]

Выложу-ка я эту фигню на свой страх и риск.

Название: Там, где твоё место
Автор: Verlorenes Kind aka Принц Ирис
Направленность: слэш
Фэндом: LoM
Пейринг: Джин\Сэм
Рейтинг: R [натянуто, пожалуй]
Жанр: romance (?), OOC, PWP [я скажу вам, что это не просто Porn Without Plot, это Porn Without ANY Plot in it]
Размер: мини
Статус: закончен
Отказ от прав: Что не моё, то не моё, не претендую
От автора: открывать на свой страх и риск, опять-таки же. Почему? Пч я считаю, что обоснуя тут никакого нет. И если когда-нибудь вы прочитаете про Джина, который ходит вместе с миссис Хант в оперу, раздаёт детям конфеты и никогда не язвит, то тогда этот Хант ООС'нее моего. Ведь гомофоб семидестях не станет делать то, что он делает в моём фике + его растерянность.
Просьба: если хрень, просто удалите, не говорите мне об этом =___=

тыкнуть

У Джина Ханта были пухлые мягкие губы. А у Сэма Тайлера – черепичная покосившаяся крыша, являвшаяся следствием его пребывания-непребывания в тысяча девятьсот семьдесят третьем году.
Есть просто педики. Есть педики в квадрате. А есть педики в коме. Вот Сэм Тайлер относил себя к последним. Он сам придумал для себя этот термин. Потому что если ты хочешь лечь под своего шефа, которого выдумало твоё подсознание, пока ты лежишь в коме, то ты педик. Педик в коме. Логично, правда?
Ты – человек высоких моральных принципов, Сэмми-бой. Что говорят твои принципы о педиках? “Пока они не пытаются меня клеить, мне плевать, кто они и с кем они спят”, м? А если педик – ты или твой шеф? Это нормально? Особенно если на дворе твоего подсознания тысяча девятьсот семьдесят третий год. Забавно, как иногда поворачивается судьба, а?
Одна из подружек Сэма любила бульварные романы. В конце бульварных романов всегда писали, как здорово, что две противоположности сошлись. Мол, они будут друг друга уравновешивать, дополнять и вообще всячески поддерживать. Брехня. Это было брехнёй в две тысячи шестом, и это, разумеется, являлось брехнёй за тридцать три года до этого. Даже если дело касалось твоей собственной ненормальной жизни-нежизни.
-Я тебя ненавижу, - прошептал Хант. Сэм хотел ответить, что это взаимно. Но так ничего и не сказал, продолжая пялиться на его пухлые губы. – Ввалился в наш отдел и давай рулить. У него, видите ли, свои законы, он весь такой честный и порядочный. Он соблюдает правила дорожного движения, не берёт взятки и не имеет права задерживать подозреваемых, если против них нет никаких улик. Ты просто заноза в заднице, Тайлер.
-Сочту за комплимент, - хриплым голосом отозвался тот.
Они напились вдрызг, потому что не успели спасти последнюю жертву маньяка, которого ловили неделю кряду. Девушка была очень милая, не сделала ничего плохого, просто поздно возвращалась домой от друга, которому помогала с учёбой. Убийца уволок её в подворотню, вырубил и потащил к себе. А потом разукрасил её тело, нарисовал какие-то замысловатые узоры, может, что-то языческое, какая, к чёрту, разница. Главное, что нарисовал он всё это ножом. Лицо, шея, руки, ноги, грудь, спина. Извращённый тату-салон, ей-Богу. Или он хреновы жертвоприношения кому-то осуществлял. Сейчас всё это уже было неважно. Её не вернуть. Ей не помочь. Её близких не утешить, не успокоить.
Они были у Ханта в кабинете. Одна бутылка, вторая. Вскоре они начали расплываться перед глазами, и отпустивший себя путешественник во времени перестал пытаться их сосчитать.
В помещение не осталось ни одного человека. Было тихо. Не шуршали бумаги, не раздавались чьи-то шаги, никто не открывал дверь, не наблюдал сквозь стёкла, не бросал сочувствующие, понимающие взгляды. И хорошо. Просто прекрасно. Потому что его уже потихоньку начинало от всего этого тошнить. Да, его обзывали героем (в такие времена это больше походило на обидную кличку, нежели на настоящее призвание, искреннее восхищение), но он не мог спасти всех. Особенно если происходили задержки, вызванные почти постоянной необходимостью отстаивать свою точку зрения перед шефом. Иногда это ужасно раздражало, а иногда казалось, что без этого не-жизнь в семидесятых была бы куда скучнее, преснее, примитивнее. Накал страстей как некий бонус к адреналину на работе – что может быть лучше?
Сэму было плохо. Чертовски плохо. Он вспоминал голос матери, он думал о Майе, он думал о том, что там, в две тысячи шестом, шла настоящая жизнь, пока он здесь, в тесяча девятьсот семьдесят третьем, пытался сладить с отделом, ловить преступников и не вспоминать, вспомина, вспоми, вспо… Это нереально. Как можно не вспоминать, если несколько дней назад он видел свою мать, видел себя в четырёхлетнем возрасте. Он видел фабрику, которая потом стала домом, где он жил, ходил по улицам, которые были знакомы ему с детства. Может, это не кома, а всё-таки шизофрения? Он выдумал Майю, свой отдел, мобильные телефоны, джип, на котором ездил. Пора было следующий тост произнести за свою бурную фантазию. Если он умудрился так детально всё продумать (неважно, здесь или там), за такое не грех выпить.
И вдруг тишину нарушил Джин:
-Сэмми-бой, сделай сейчас то, что не сделал бы никогда в жизни.
Тайлер озадачился и задумался. На свете было множество вещей, которые бы он никогда не сделал. Не стал бы есть червяков, например. Не стал бы грабить банк, предавать близких людей, менять работу, читать бульварные романы, прыгать с моста, брать взятки, переодеваться в женскую одежду… Таких вещей полно у каждого человека. Перечислять всё это, перебирать у себя в голове было просто пыткой. И он вспомнил то, что мог выполнить прямо сейчас. Он бы никогда…
Мужчина качнулся по направлению к Ханту и поцеловал его. Поцеловал пьяно, но довольно-таки умело. Он бы никогда в жизни не стал целоваться с мужиком. Тем более, с мужиком, которого он хотел. Пока ты не сделал первый шаг, пока не переступил черту, можно много и долго отрицать, что у тебя вообще когда-либо присутствовало такое желание.
Как давно это началось? С того дела про маньяка, который угрожал Майе? Когда они поймали его и шли по коридору, такие довольные. Тогда он впервые понял, что они могут быть командой, могут действовать совместно. Почему-то именно тогда. Немного странное чувство, если дело касается человека, который поздравил тебя с переводом в отдел ударом в живот. Это было практически подло. Хотя, конечно, ни Хант, ни Крис, ни кто-либо другой ему не поверили бы. Если бы шеф попал в две тысячи шестой, ему бы тоже наверняка не поверили. И ему бы пришлось туго потому, что там за его методы отстранили бы от дела.
Или, быть может, это началось с того момента, как он увидел довольную улыбку Джина? В том деле с ограблением банка, когда он помог ему, спас от смерти. Внезапно схлынувшее напряжение, чуть нервный смех. И его улыбка, не то чтобы широкая, но такая… расскажи, не поверят, что шеф, у которого часто бывало плохое настроение, может так улыбаться.
А может, когда он увидел довольный прищур Ханта. Тот сидел за столом, курил и, выдыхая дым, довольно щурился. Хотя он не исключал тот вариант, что шеф просто пытался просканировать его насквозь, увидеть в его сером веществе ответ на то, какие карты были у него на руках.
Словом, это странное желание преследовало Сэма уже довольно продолжительное время. Эволюционировало от коротких взглядов до грязных фантазий, совершенно не интересуясь его мнением на этот счёт. А он, между прочим, чувствовал себя некомфортно (и это ещё мягко говоря), представляя, как Хант перегнёт его через стол и оттрахает в лучших традициях порнушки без сюжета, hot and pointless. И почему, чёрт побери, всякий раз он снизу? Ведь у них до сих пор шло это противостояние. Уже не так заметно, конечно, потому что Тайлер старался признать авторитет шефа, старался сгладить острые углы, старался договариваться с помощью слов. Дипломат хренов. Сколько раз это выходило ему боком? Сколько раз Джин просто давал ему в живот и уходил? Мазохистичный миротворец из будущего. Самое оно для полицейского семидесятых годов двадцатого века, не так ли?
Но самое интересное, что Хант ответил на этот пьяный поцелуй. Он сгрёб своими огромными ручищами Тайлера и притянул к себе. Ворвался языком в его рот и стал нагло, настойчиво его изучать. Сэм даже забыл удивиться, на мгновение потонув в этом напоре. У него слегка кружилась голова, и, кажется, начинали подгибаться колени, так что он был даже благодарен, когда шеф толкнул его к стене и прижал. Бежать было некуда. Да и не хотелось, в общем-то.
Слова про ненависть были искренними. Честно говоря, он бы тоже ненавидел шефа, если бы тот появился у него в отделе в две тысячи шестом. Даже если бы у него был мобильник, если бы он знал о благах цивилизации и не был бы таким безумцем, каким поначалу казался Сэм, он бы всё равно его не взлюбил. За эту наглость, грубость, за эту привычку срываться на других, если плохо тебе. Но зато он говорил правду в лицо. Какой бы неприглядной она ни казалась. Отвратительная честность. Или честная отвратительность.
Со стола полетело практически всё. Кажется, они чудом не задели только телефон. Зелёному красавцу семидесятых с диском вместо нормальных, привычных, простых кнопок повезло только потому, что он на другом конце стола оказался. Зато папки с отчётами в корзине и прочая хрень вроде каких-то склянок, ручек и даже бритвы встретились с полом быстрее, чем он успел бы сказать слово “кома”.
Кабинет Ханта с лёгкостью сошёл бы за мини-квартиру. Казалось, там было всё. И площадка для развлечения, проще говоря, дартс, и бритва с пеной для оного процесса, и еда (на этот счёт он сомневался, но удивляться, в случае чего, точно не следовало), и выпивка, и вентилятор, если вдруг отдел превратится в адскую сковородку. Лампа, телефон, стол. Некая горизонтальная поверхность, которая сгодится как для сна, так и для того, чем они, видимо, собирались заняться.
Вскоре рубашка Джина валялась на полу, а рубашка Сэма служила подстилкой для спины, нежели предметом одежды или чем-то, что скрывает твоё тело.
Тайлер отчаянно гнал прочь мысль, что всё это было неправильно. С языка рвалось: “Что ты делаешь? Ты ведь гомофоб, у тебя жена есть!” Но какого чёрта? Какого чёрта это заботит его сейчас, хотя даже намёком не появлялось в его фантазиях? Шеф, может, и не вспомнит на следующий день, что между ними было. Алкоголь в таких ситуациях – прекрасный помощник. Да и вины он не ощущал: он ведь эту его жену даже не видел ни разу. У Ханта не было выходных, он брился на работе. О чём это говорило? О том, что жена у него для галочки. Мол, отвалите, я несокрушимый железобетонный натурал. В две тысячи шестом это, как и слитые концы бульварных романов, тоже посчитали бы брехнёй.
Джин Хант целовался так же, как и жил. Как пил. Как расследовал преступления. Быстро, резко и жадно. Покусывая, облизывая, впиваясь, захватывая территорию рта и не давая проявить ни миллиграмма инициативы. Тёрся языком и телом, бормотал что-то про неудобства и чёртовы тесные брюки. В тот момент Сэм, уже порядочно возбуждённый, был солидарен с ним на все сто. Однако молчал по поводу того, что он, вообще-то, на жёстком столе валялся.
Прочь полетела обувь, позорно скрылись брюки, вслед за ними умчалось бельё. Было немного прохладно и неуютно.
-Знаешь, я вообще-то с мужиком впервые, - вдруг почти растерянно заметил Хант.
-Можешь поверить, мне на утро будет хуже, - фыркнул Сэм, который и сам немного нервничал.
Противоположности, мать их, притягиваются. Его собирался отыметь гомофоб.
У Джина Ханта были толстые и не очень аккуратные пальцы, он ворчал, что потом будет мыть руки с неделю, а на минет мистеру Зануде и вовсе лучше не рассчитывать, а то он потом вырвет себе язык, что будет совершенно несолидно. А у Сэма Тайлера было зажатое и неподготовленное к подобным “забавам” тело. Он пытался отвлечься от этого ужасающего жжения, почти лениво размышлял о том, когда изобрели презервативы, есть ли они сейчас и стоит ли ими запасаться на всякий случай. Под всяким случаем подразумевалась робкая надежда на следующий раз.
Сэм впивался в его плечи ногтями и царапал спину, словно какая-нибудь шлюшка, но вскрикивать от боли было совсем уж не по-мужски, а сдерживаться было просто невыносимо, учитывая, что терпением шеф никогда не отличался, а потому почти сразу начал двигаться. А затем и вовсе вколачиваться, шатая стол. Телефон возмущённо дзинькал, подпрыгивал и грозил свалиться на пол, присоединившись ко всем своим товарищам по жилплощади, но обоим было на это глубоко наплевать.
-Твою мать, Тайлер, не сжимай меня так…
Пожалуй, первая и единственная, самая гейская фраза из тех, что он когда-либо слышал от шефа. Жаль, записывающего устройства рядом не было, он бы записал и потом шантажировал. В шутку, конечно. Просто припоминал бы ему порою. Однако был чрезвычайно благодарен, что тот не стал ехидничать и сравнивать его с зажатой девственницей. Первый раз-пидарас – на столе под шефом в тысяча девятьсот семьдесят третьем. Феерия в чистом виде.
У Джина Ханта была грубая кожа на руках и ещё более звериный, чем обычно, взгляд. А у Сэма Тайлера был возбуждённый член, который просто идеально ложился в эту огромную руку с грубой кожей. Они кончили одновременно.

“Я скучаю. Я скучаю, Господи, кто бы знал, как же я скучаю…”
-…вы никогда не задержите подозреваемого больше, чем на сутки. О чём ты думаешь, Сэм?
А Сэм уже настолько привык слышать голоса в своей голове и в допотопном радио, что даже не сразу обратил внимание на вопрос.
-Сэм? – чуть более требовательно. Взгляд стал более ясным, сфокусированным, брови чуть приподнялись вверх. Всё в степени “чуть”, когда он так нуждался в степени “слишком”. Почему теперь и в этом мире он чувствовал таким неправильным, таким “парень-ты-не-на-своём-месте”?..
-Является ли неэтичным задержание на сорок восемь часов…
“Это не этика, это водка”.
-….без официального обвинения в случае, если…
“Джин, я скучаю по тебе. Мне не хватает этой стремительности, твоих криков вроде “Ну же, пошевеливайтесь!”, посиделок в пабе. А здесь всё такое скучное. У вас там всё движется, живёт, дышит, а здесь обсуждают детальный психоанализ. Господи, почему я не в коме?..”

Он стоял на крыше и улыбался. Он вспоминал.
Наивная, но смелая Энни, которая отчаянно пыталась, но никак не могла поверить в его бредни про другой мир, кому, ненастоящие семидесятые.
Шаг.
Рэй, который иногда хватал её за задницу и громко ржал.
Шаг.
Крис, который помогал ему с бумажной работой и прислушивался к его советам.
Шаг.
Филис, которая умудрялась усмирить подозреваемых, устраивавших балаган в отделе.
Шаг.
Джин.
Шаг.
Хант.
Шаг.
Его улыбка.
Шаг.
Его губы, которые он вытягивал трубочкой, когда выдыхал сигаретный дым.
Он уже бежал.
Когда Сэм перебрал все части тела Ханта и последним пунктом “за” упомянул его всего целиком, уникального, неповторимого, он уже летел в известность. Летел в полюбившийся тысяча девятьсот семьдесят третий, летел навстречу друзьям. Чтобы встретиться с ними, ему не нужно было ждать несчастный случай, пьяного или лихого водителя. Чтобы встретиться с ними, надо было сделать всего один шаг. Всего лишь один прыжок. Короткий полёт.
“Джин, я иду к тебе…”

“Это нехорошо, мы его теряем. Сэм! Сэм!!” – радио захлёбывалось собственным волнением, оно взывало к нему, чуть ли не рыдало. Но впервые за прошедшее время Тайлеру не хотелось задумываться на этот счёт.
Когда он услышал старину Боуи, по его лицу будто сама собой расплылась довольная, широкая улыбка. Та музыка, что играла, когда его сбила машина. То, что надо. Он словно вернулся в начало. Он вернулся туда, где его ждали. Где было его место.